Тактика приятных слов: что скрыто за стремлением Евросоюза защищать свободу слова

Тема: Привилегия, а не право: как Европа дискриминирует россиян

Закон о свободе средств массовой информации, согласованный в Брюсселе, имеет ту особенность, что никак не способствует свободе слова. Особенно если это русское слово.

Брюссельские чиновники, послы стран Евросоюза и депутаты Европарламента согласовали текст закона о свободе средств массовой информации.

Он на самом деле ничего для европейских журналистов, читателей и зрителей не меняет и лишь на бумаге способствует заявленному "продвижению плюрализма", независимости редакций и защите журналистов от преследований. Зато он наделяет Брюссель дополнительными возможностями "регулировать" свободу слова и задним числом легализует запрет на российские средствам массовой информации.

С точки зрения журналистов, ранее работавших на российские средства массовой информации в странах Евросоюза, даже само название этого нового закона, согласованного между ветвями власти альянса, не имеет никакого смысла.

С началом украинского кризиса Брюссель, как известно, просто запретил работу российских государственных изданий и телеканалов, начав со Sputnik и Russia Today, хотя и не имел на это права и полномочий. Пару раз в ряде стран Европы общественные деятели и журналисты из числа наиболее принципиальных защитников свободы слова попытались оспорить решение Еврокомиссии в судах, но результата, естественно, не добились.

Брюссель решил проблему неугодных изданий очень просто – объявил их пропагандистскими и сеющими вражду, сменив таким образом "классификацию" и выведя из-под защиты принципа свободы слова и мнений. Некоторые национальные правительства пошли еще дальше, доведя идею "смены классификации" до абсурда, заблокировав и запретив вообще все российское.

В Эстонии судья, находясь вроде бы в здравом уме и трезвой памяти, приговорил правозащитника Сергея Середенко фактически за публикации в российской прессе, объявив, что раз обвиняемый выполнял редакционные задания, то это и не журналистика вовсе, а "враждебная пропаганда" и под принцип свободы слова не подпадает.

Ничто не мешает европейским властям и отдельным правительствам поступать так же и впредь, новый закон никак не запретит им это делать. Во всяком случае для стран Восточной Европы он ничего с этой точки зрения не изменит.

Наоборот, вскоре благодаря ему Брюссель и национальные надзорные органы получат уже подкрепленные этим правовым актом полномочия ограничивать и закрывать неугодные и финансируемые иностранными инвесторами, включая и государства, издания, публикующие или вещающие "неправильные" новости и комментарии, не "обеспечившие редакционную независимость". И тогда никаких судебных исков защитников свободы слова можно будет и вовсе не опасаться.

Проект закона обсуждался и корректировался не один год, но основным препятствием для его быстрого согласования были, насколько можно понять, опасения Парижа и Берлина относительно слишком большой власти над медийными рынками, которую может получить Еврокомиссия.

В соответствии с проектом закона, уже существующую "Европейскую группу регуляторов аудиовизуальных медиа-услуг" должен будет заменить "Европейский совет по медиа-услугам", формально формируемый национальными властями стран альянса, но на деле его основу должны составить сотрудники Еврокомиссии. Франции и Германии удалось добиться подчинения нового надзорного органа Европейскому совету, то есть другой ветви исполнительной власти альянса.

Сути задач этого ведомства это не меняет – оно будет следить, бдеть и контролировать, стараясь делать это под благовидными предлогами. Вроде борьбы с "концентрацией рынка" – принцип, придуманный специально для Венгрии, где соратники неприятного Брюсселю премьера Виктора Орбана якобы взяли под контроль до 80% местного рынка средств массовой информации.

Интересно, как эта борьба с "концентрацией рынка" может отразиться, скажем, на Эстонии, где весь национальный медиа-рынок фактически поделен между двумя владельцами? Надо полагать, никак не отразится – надо учитывать, что "закон о свободе средств массовой информации" придуман не для того, чтобы соответствовать своему названию, а фактически для усиления надзора над журналистикой.

Расплывчатые формулировки, туманные определения и красивые слова

К слову сказать, в последние годы в Брюсселе довольно широко используется практика применения приятных слуху европейских обывателей названий ведомств и фондов, нередко занимающихся делами, прямо противоположными по своей сути собственному наименованию. Например, Европейский фонд мира занимается финансированием закупок вооружений для Украины, способствуя продолжению военных действий. Ну а закон "о свободе средств массовой информации" может оказаться полезен для ущемления при необходимости этой самой свободы.

В нем имеются положения, строго запрещающие слежку за выполняющими свою работу журналистами, но только в том случае, если их расследования и статьи не затрагивают вопросов национальной безопасности. Под которую, как показывает практика прибалтийских республик в их делах против пророссийских изданий и журналистов, при желании можно подвести все что угодно.

И, конечно же, журналистов ничто не защищает, если их деятельность связывают, например, с финансированием терроризма или отмыванием денег. Именно в этом в свое время были голословно обвинены, например, сотрудники Sputnik Eesti, и получить на их преследование разрешения прокуроров и судей полиции, как этого "сурово" требует новый закон, не составило никакого труда.

Депутаты Европарламента попытались дополнить текст проекта закона положением о запрете людям, занимающим видные государственные должности, владеть какими-либо печатными изданиями или службами вещания в течение срока их полномочий. Но они, конечно же, не преуспели.

Как с этим согласуется провозглашенная задача закона защищать независимость журналистов, совершенно непонятно. Репортер, добывающий новости, еще может ощущать себя "свободным", но если таких взглядов по наивности (а это качество очень редко встречается у опытных журналистов) решит придерживаться редактор или обозреватель, он просто лишится работы. Как это уже неоднократно случалось, в том числе и в странах Балтии.

Положение о необходимости "обеспечивать независимость редакционных решений" относительно "медиаконтента, способного существенно повлиять на общественное мнение" в тексте закона имеется, но что такое "существенно повлиять", естественно, не конкретизируется, а потому может толковаться владельцами средств массовой информации или надзорными органами так, как им вздумается.

Да и с главным столпом независимости и основной болью средств массовой информации – с деньгами – то есть падающими под давлением социальных сетей доходами от рекламы и субсидиями местных властей новый европейский закон никак не помогает разобраться.

Он требует "прозрачности" при распределении государственного финансирования на покупку рекламы, "объективных, пропорциональных и недискриминационных критериев", доступных общественности. Что понимается под "объективными критериями"? Рейтинги, тиражи, совместные попойки главного редактора с местным мэром?

Журналисты немногочисленных оставшихся русскоязычных изданий стран Балтии получают за свой труд значительно меньшее вознаграждение, чем их коллеги в национальных средствах массовой информации, но "диспропорцией" или "дискриминацией" это не считается (по крайней мере в слух об этом не говорят).

Во-первых, аудитория у предназначенных для национального меньшинства изданий значительно меньше, что позволяет владельцам обосновывать экономической целесообразностью низкие заработки их сотрудников. А во-вторых, мало кто из прибалтийских русских журналистов вообще решится сейчас заговорить о дискриминации. Можно ведь и под следствием оказаться по какому-нибудь обвинению, совершенно непротиворечащему принципу защиты свободы слова.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.