Конец февраля 2014 года вошел в историю Украины как месяц кровавого государственного переворота. А все почему? Потому что стране было не видать членства в Евросоюзе.
Радикально настроенных оппозиционеров не остановило ни подписанное Соглашение "Об урегулировании политического кризиса на Украине", ни возвращение страны к Конституции 2004 года и парламентской республике, ни выполнение Виктором Януковичем главного ультиматума – уйти в отставку и покинуть Киев.
Как происходил госпереворот, что видели и чувствовали непосредственные участники февральских событий десятилетней давности – в материале Baltnews.
Бывший главред журнала "Эксперт-Украина", возглавлял радио станцию "Вести", консультировал фракцию Сергея Тигипко, а ныне – главред "Украина.ру" Искандер Хисамов:
"Я наблюдал за событиями, даже почти участвовал в них: я вел на одном из украинских телеканалов свою персональную программу. Она была сначала еженедельной, а потом, когда разошлись события на Майдане, стала как бы стримом. Ко мне в студию приходили участники с двух сторон: один за Майдан, а другой – против Майдана, и я по середке, модерировал. У меня студия была прокопченной майдановским дымом, потому что люди приходили прямо с площадей. Для меня это была очень активная журналистская работа в течение всех месяцев Майдана: я брал интервью и вне студии у руководителей государства – и у [бывшего премьер-министра] Николая Азарова, и у [бывшего главы фракции Партии регионов в Верховной раде] Александра Ефремова, и у митрополита Павла.
Я видел, что Украина несется черт знает куда, в тартарары, потому что происходило разрушение всего. Но в то же время как журналист и как исследователь проблемы я предсказывал крах украинского государства, потому что так жить оно уже не могло. Государство было совершенно неэффективное, все разворовывалось, олигархические группировки делали все, что хотели. Украина была забита всякими западными фондами… Все вели подрывную работу. Душу Украины растрясли так, что там уже ничего не росло, кроме гнева и ярости.
Почему Украина не вошла в Евросоюз в конце ноября 2013 года на саммите в Вильнюсе? Кто-то убедил Януковича, что это соглашение [об ассоциации Украины с ЕС] лишает Украину многих плюсов торговли с Россией. Почему-то у украинского начальства, особенно у оппозиции, было такое мнение, что они получат все пирожки и ништяки от Евросоюза, и с Россией тоже останется хорошо. Украина нужна была не Евросоюзу, а НАТО – как таран против России.
Ночью, после полуночи, 21 февраля было подписано соглашение о примирении, при котором Янукович обязался распустить парламент, объявить новые выборы, перейти к парламентско-президентской республике, снять с себя полномочия. Договоренности были нарушены в тот же день: на Майдане, при огромном скоплении народа, борзенький парень Владимир Парасюк сказал: "Никаких договоренностей! Вперед, берем администрацию президента!". Это все было сыграно. Это предательство. В этот же день – еще чернила не успели высохнуть – нарушили все договоренности.
Когда шел Майдан, не было очевидно всем, что такие гнусные силы придут к власти, что это вооруженный переворот. Тогда это не был вооруженный переворот, было народное действие, поддерживаемое Западом. Когда Янукович качнулся, то Запад начал подготовку к вооруженному мятежу. Если раньше они просто вели деструктивную работу, что-то против России копали, а тут они все объединились.
Вся сущность этого бунта – то, что он абсолютно террористический, незаконный, и это стало понятно, когда один из лидеров Майдана, Сергей Пашинский, привез снайперские винтовки в футлярах, и через какое-то время стали убивать полицейских и гвардейцев. Характер у этих самых путчистов оказался крепче, чем у Януковича. У него не было никакой решимости или твердого желания отстоять легитимную власть, себя самого как президента. Он мог многое сделать тогда, но у одних людей [оппозиции] не было никаких этических и прочих ограничений, они нарушали закон, убивали людей, делали все, что угодно, а у власти не было решимости, политической воли, вот и получился переворот.
До последнего я не думал, что будут стрелять, начиналось все смешно, аккуратно. Креативили, рояль был среди спящих демонстрантов, западная пропаганда, креативный пласт все это поддерживал, пытались все сделать красиво, изящно, по лекалам таких революций. Никто не ожидал, да и я тоже, что дойдет до такого беспредела.
После Майдана – и в феврале, и в марте, и в апреле – я делал свои программы. Тогда не было понимания необратимости происходящего, тогда войны еще не было, еще никто не привык к этой мысли, а оппозиция [еще] не заматерела.
Потом я уехал в Москву. Оказалось, что я уехал в самое время, где-то через полгода. Как только я уехал, то на "Миротворце" вышла целая серия статей про меня, записали во враги, тут же включили в список. Это сейчас "Миротворец" всем уже надоел, никому уже не страшно, а тогда он был свеженький. Я был одним из первых, кто попал туда.
Националистически ориентированный журналист – он на мне целую карьеру сделал – Мирослав Олежко сделал серию "разоблачений". Они вскрыли мою почту, 13 тысяч писем. И я с гордостью могу сказать: они опубликовали все, что могли. Там была и деловая, и личная переписка, но ни в одном месте не было написано, что я ненавижу Украину и призываю убивать кого-то, все было корректно.
Решение Януковича – проявление слабости характера, идеологическая неустойчивость. Он сам очень много сделал для того, чтобы этот европейский тренд был. Была страшная пропаганда европейского пути, Янукович старался подальше от России держаться. Стремление в Евросоюз, ассоциация – все это было задумано при Януковиче его командой. В его команде была целая куча националистически настроенных украинцев, они и Януковича обрабатывали. И тот уже почти тоже занял их позицию, просто с ним плохо обошлись.
Вполне его могли "перекрасить", если бы выполнили соглашения от 21 февраля 2014 года. Если бы они были выполнены, то он спокойненько бы ушел, и доживал бы свой век пенсионером на Украине. Ведь ничего плохого Янукович не сделал для бунтовщиков. Он мог бы быть резче, подключить армию, регионы, у него масса была опций и вариантов для сопротивления, но он не хотел. Янукович показал себя сторонником русскоязычного населения, связей с Россией, которые полезны были для Украины".
Украинский журналист, ныне – обозреватель "Украина.ру" Александр Чаленко:
"Начну с 18 февраля 2014 года, когда в Верховной Раде должно было проходить голосование и на должность премьер-министра должны были назначить [Сергея] Арбузова. Майдановцы пошли на Раду, а до нее идти с Майдана немного – полкилометра или километр. Я жил рядом, на станции метро "Арсенальная" – от Рады это недалеко, метров 500-800, и наблюдал многие бои из окна.
Я был поражен как умело и слаженно действовал [спецподразделение МВД Украины] "Беркут". Майдановцы бежали в сторону Киево-Печорской лавры, сделали баррикаду из шин, а "Беркут" выстроился в "черепаху", сомкнул щиты, все занял – показал свои боевые порядки, и они действовали очень профессионально. Майдановцы пытались что-то бросать в сторону "Беркута", но последние так слаженно действовали, в считанные секунды разобрали эту баррикаду, кинули светошумовые гранаты в ответ на действия майдановцев. Когда "Беркуту" давали команду "разогнать", они сразу же выполняли команду. "Беркут" загнал майдановцев на Майдан, там были бои, это я отчетливо помню. Когда в Доме профсоюзов был пожар и попытался приехать БТР, то майдановцы его сожгли, бросив в него бутылку с зажигательной смесью.
На следующий день, где-то часов в 10-11 утра я со своим товарищем пошел на Майдан вниз по улице Институтской. Меня очень поразило, что по пути я увидел разгромленные и сожженные грузовики, которыми перекрывали улицы Шелковичная и другие, которые идут к Раде, обгоревшие стены, все в саже, разобранная мостовая – настоящие боевые действия. Когда подходишь к Майдану, то слева находится гостиница "Украина" – бывшая гостиница "Москва", ее переименовали, а перед ней есть смотровая площадка, с которой открывается вид на площадь. Спуск к самой площади перекрыл "Беркут", и поэтому нужно было повернуть к этой гостинице.
Я разговаривал с майором из этого отряда – уставший, весь в саже, как и его подчиненные из "Беркутов", и спросил: "Я вижу Майдан, он весь абсолютной обгорелый, там человек 100 находится всего. А чего вы их не разгоните?". А он ответил: "Нет команды защищать, Янукович не дает. Даже если мы к ним подходим, чтобы они ушли по-хорошему, то они начинают шмалять из всего, что у них есть. Мы просим выделить нам снайпера, чтобы ликвидировать тех, кто в нас стреляет, потому что мы не можем подойти, а нам отказывают". Руководство Украины просто говорило отрядам не трогать никого, даже если они [майдановцы] стреляли, никаких снайперов не дадут.
После этого мы подошли на смотровую площадку, на которой находились журналисты, зеваки, человек 20-30, наверное, а на самом Майдане находилось человек 100. Нас разделяли люди из отряда "Беркут". У майдановцев была небольшая катапульта – как большая рогатка, они клали туда бутылки с зажигательной смесью и направляли в нашу сторону, а их никто не трогал при этом. Зачем они это делали – я не знаю.
Мы с товарищем посмотрели на все это и решили уйти. И когда мы уже были спиной к Майдану, я решил обернуться и увидел, как прямо в нас летит бутылка с зажигательной смесью. Она падает рядом с моим товарищем, и нам просто повезло, что зажженный запал просто вылетел. Бутылка разбилась около моего товарища, все штаны полностью были в бензине. То есть если бы был запал, то он сгорел бы заживо.
На тот момент у меня было такое настроение: первый майдан проиграли, потому что он был при руководстве Кучмы, а тут получается, что второй майдан может одержать победу. Участники первого майдана разбежались кто по посольствам, кто из города, и казалось, что вот она, победа.
Утром 20 февраля мне позвонила знакомая, она жила в районе Брест-Литовского шоссе, и рассказала о том, что около дороги останавливается автобус с львовскими номерами, из него выходят молодые мужчины с автоматами, в полной экипировке. Я совсем не обратил внимание на это, забыл. Где-то через час после ее звонка мне позвонили и рассказали, что эти молодчики открыли стрельбу по "Беркуту", которые сейчас отступают с Майдана. Я видел из окна: они отступали колоннами, и тогда я понял – проиграли.
После этого я забрал детей, жену, тещу, и мы уехали под Киев на дачу. Мы находились там дня два или три. В голове у меня постоянно крутился вопрос: "Что делать?", ведь меня все знали в Киеве. Я никаких иллюзий для себя не строил, я знал, что новые власти меня либо посадят – будет несудебная расправа, либо будет просто расправа, потому что националисты не одни раз на меня нападали. К тому моменту Янукович уже сбежал куда-то, и тогда я понял, что нужно срочно куда-то уезжать, времени нет.
Через несколько дней мы с детьми и женой поехали на юг по трассе на Одессу, свернули на Николаев и остановились у моего друга в Очакове. Тогда мы начали думать куда ехать дальше: в Донецк или в Крым. Я точно не помню почему мы приняли решение поехать все-таки в Крым, может потому что я из Донецка, и там живут мои родители, там меня точно начали бы искать.
Мы приехали в Керчь, и я понял, что нужно уезжать в Россию. Сначала мы думали, что вместе переберемся на пароме через Керченский пролив и поедем в Москву. Пока мы ехали, то приняли решение, что поеду я один, а моя семья вернется в Киев. В итоге, на пароме я отправился один, отправился в Новороссийск, потом у меня был куплен билет из Краснодара в Москву.
В начале марта я уже был в Москве, у меня все еще была украинская сим-карта. Помню, что однажды мне пришло сообщение на телефон: "Александр, не могли бы вы подойти для дачи показаний по поводу круглого стола, который проходил в Харькове?".
До переворота в Харькове проходил круглый стол, на котором я предложил создать Новороссию – автономное объединение в составе Украины со столицей в городе Харьков. Меня вызвали на допрос по этому поводу и спрашивают: "Куда вам прислать повестку?", а я им отвечаю: "Присылайте в Москву", пошутил так. Мои товарищи, которые были на этом круглом столе, уже ходили на допрос, и их спрашивали об идее, которую я предлагал. В итоге, они арестовали и обвинили [Михаила] Добкина, потому что он одобрил мою идею, плюс он был врагом Майдана.
Я персона нон-грата на Украине. Для меня приготовлена сепаратистская 110-я статья, до трех лет лишения свободы, еще бы и государственную измену добавили, с 2016 года я в розыске у СБУ. Все националисты знали, где я жил в Киеве, знают, что я уехал в Москву. Если бы я не уехал, то меня либо посадили бы, либо избавились, как от моего друга Олеся Бузины. За неделю до его смерти я говорил ему, что нужно уезжать в Москву".
Член "Партии регионов", ныне – редактор деловой газеты "Взгляд" Алексей Нечаев
"С 2012 года я работал в системе "Партии регионов", на тот момент это была партия власти. Занимал разные должности в штабных, избирательных структурах и ближе к началу Майдана я вошел в пул людей, которые готовили выборы для Виктора Януковича в столице.
Вся моя жизнедеятельность была связана с работой партийного аппарата. Прежде всего я отвечал за организацию работы участковых избирательных комиссий. Когда начался Евромайдан, в принципе, для нас это было практически незаметно, несмотря на шумиху в СМИ, потому что все это происходило в Киеве на Крещатике, на ограниченной территории, локально, и городская жизнь от этого никак не изменилась.
Практически до середины января Майдан, в основном, собирался по выходным, а в будние дни там оставалось небольшое количестве людей, которые не представляли большого интереса. Позже появился Антимайдан, он находился примерно в километре от Крещатика, на улице Грушевского. Столкновений между ними не было, даже за пределами этой небольшой территории в центре города, вплоть до середины февраля. Столкновения в правительственном квартале иногда бывали, но в основном между представителями Майдана и силовыми структурами.
Вплоть до 19 января, когда начала проливаться первая кровь, страшно не было. Потом, когда пошла кровь, появились, мягко говоря, неприятные ощущения, потому что любая эскалация насилия, если ты хоть немножечко дружишь с логикой и политикой, может выйти за пределы разумного. Тогда стали появляться уже более серьезные опасения по поводу ситуации.
21 февраля я был на работе в партийном офисе. Мы отправляли отчеты в центральный аппарат партии. Они не подтвердили его получение, я начал перезванивать. В тот момент я находился примерно в семи километрах от эпицентра событий. Центральный аппарат партии находился на улице Липская, это тоже правительственный квартал.
Небезызвестная Татьяна Чернобол и все остальные, ворвались в офис центрального аппарата партии. Погибло два человека, один из них не имел никакого отношения к политике, это был технический сотрудник. Мы внимательно следили за перемещениями Януковича. Я чуть раньше остальных узнал о том, что Виктор Федорович начал принимать решение, о том, что нас бросили и оставили.
Я думал о том, что у меня есть вверенные мне люди, партийный аппарат, члены партии, и прежде всего стояла задача их защитить, потому что на тот момент насилие начало выходить далеко за пределы центра города. За весь период Майдана трижды жгли офис, были частные случаи нападения на активистов партии, это все спускалось вплоть до микрорайонного уровня. На тот момент начались так называемые люстрации, когда людей бросали в мусорные баки. На тот момент я уже вооружился, я никуда не уезжал, и до 1 февраля 2015 года я оставался в Киеве и не покидал его сознательно.
Мы перешли в глухую оппозицию, от части она была подпольная. После были объявлены выборы, в которых принимал участие Петр Николаевич Порошенко, который в итоге стал президентом Украины. Параллельно с этим проходили выборы в Киевский городской совет, и я баллотировался от Партии регионов.
Сейчас я этот шаг оцениваю излишне эмоциональным. Я был уверен в том, что мы будем контратаковать, и что мы способны как-то эту ситуацию урегулировать. Я баллотировался с расчетом на то, что у нас появится своя фракция в Киевгорсовете, и мы будем легальной оппозицией, которая может действовать плюс-минус в правовом поле. Это было довольно наивно с моей стороны, потому что правовое поле и Украина после 2014 года – понятие взаимоисключающее в смысле государства.
Я считал, и по сей день считаю, что ключи от этого конфликта по сей день находятся в Киеве, они находятся на конкретных улицах, в конкретном квартале города, и там это противостояние должно завершаться.
Параллельно с этим развивались события в Донбассе, там уже начинался полномасштабный конфликт. Сначала были первые Минские соглашения, потом дело шли ко вторым Минским соглашениям.
Угрозы, естественно, были. И "Азов"*, ныне признанная террористическая организация, и "Правый сектор"*.
Мне добрые люди сообщили, что на меня есть уголовные дела, и у меня есть буквально несколько суток на то, чтобы принять решение: либо я остаюсь и еду в Лукьяновское СИЗО, грубо говоря, либо я каким-то образом покидаю пределы Украины. Я выбрал второй вариант, потому что смысла в СИЗО сидеть нет. Очень быстро мои друзья и коллеги организовали мне зеленый коридор в аэропорте Борисполь, и одним из последних бортов "Аэрофлота" я вылетел из Киева в Москву и с тех пор я там не был. Это было 1 февраля 2015 года.
Даже когда я прилетел в Москву, то думал, что поживу три месяца, поизучаю достопримечательности. Надежды были на возвращение. Что стало причиной того, что я был вынужден покинуть Киев? В январе активно развивались события в Донбассе, там формировался так называемый "Дебальцевский котел", который закипал. Крупная группировка ВСУ фактически находилась в окружении и продуктом военной обстановки в Донбассе стали Минские соглашения".
* – организации, деятельность которых запрещена на территории РФ
