Политолог Сергей Станкевич в разговоре с Baltnews раскрыл главный итог саммита ШОС в Пекине, символически приуроченного к годовщине окончания Второй мировой войны. По его словам, в мире формируется новое представление о международных отношениях.
– В итоговой декларации саммита ШОС в Тяньцзине была отражена неприемлемость искажения исторической правды о Второй мировой войне. С чем, на ваш взгляд, связаны попытки стран Запада всеми силами переписать историю?
– В Китае собралась значительная часть человечества. Только Китай и Индия, урегулировавшие в значительной степени свои противоречия, насчитывают около трех миллиардов человек – это 40% населения планеты. Кроме них, на саммите присутствовали и другие крупные государства. И тот факт, что эти страны уделяют внимание формированию общего взгляда на итоги Второй мировой войны – не случаен и не продиктован сиюминутной конъюнктурой.
В этом году исполняется 80 лет с момента окончания Второй мировой. Она велась на двух главных театрах военных действий – европейском и азиатском.
В Европе война завершилась в мае 1945 года, а ее итоги были зафиксированы на конференциях в Ялте, Потсдаме и позднее – в Сан-Франциско. В Азии боевые действия прекратились 2 сентября 1945 года, и итоги этого фронта также имеют важное значение.
Главный вклад – в том числе с точки зрения жертвенности и морального посыла – внес тогдашний Советский Союз, потерявший 27 миллионов человек. Потери Китая оцениваются экспертами примерно в 35 миллионов.
Немногие знают, что Китай вступил в войну раньше всех – фактически с 1932 года, когда Япония захватила Маньчжурию. Китай прошел через одни из самых тяжелых испытаний в своей истории, по крайней мере – в новейшее время. Именно поэтому между Россией и Китаем сформировалось общее понимание: пересмотр итогов войны недопустим.
И я считаю, что главным результатом событий, происходящих сейчас в Китае в рамках саммита ШОС – а точнее, ШОС+, поскольку участвуют и страны, не входящие пока в объединение, но стремящиеся к этому, – станет новое представление о международных отношениях. Без гегемонии, без тарифного диктата, без формирования военных блоков для вмешательства в дела суверенных государств.
Мы становимся свидетелями формирования новой архитектуры международных отношений, а возможно, и нового миропорядка, в значительной степени ориентированного на недопущение ревизии итогов Второй мировой войны.
– Не проще ли некоторым европейским странам, чтобы избежать контактов с конкурирующими государствами, просто не участвовать в подобных встречах, фактически забыв историческую правду?
– Что касается Дональда Трампа, то его неприезд в Тяньцзинь, где проходит саммит, вовсе не свидетельствует о его желании пересмотреть итоги Второй мировой войны. Это результат дипломатической неудачи США. Вашингтон пытался оторвать Индию от Китая, снова столкнуть их между собой, чтобы сохранить рычаги влияния в Большой Евразии.
Однако все пошло иначе – произошло сближение Индии и Китая, причем не ситуативное, а стратегическое. Это стало неожиданным и крайне неприятным результатом для Трампа. Стать свидетелем и, по сути, благословить это сближение он не захотел. Поэтому его отсутствие не связано с историческим контекстом Второй мировой.

Что касается Европы, то ее реакция вызывает сожаление. Мы наблюдаем своего рода дипломатическую трагедию. Ведущие европейские государства – Германия, Франция, Великобритания – оказались в состоянии стратегического блуждания. Они не могут принять, что эпоха изменилась, и возврата к прошлому, когда страны Североатлантического альянса диктовали повестку, включая трактовку исторических событий, уже не будет.
Эта роль утрачена, а вместе с ней – и иллюзии о контроле. Однако европейская элита продолжает настаивать, пытаться диктовать, а тех, кто не соглашается – наказывать санкциями. Все это демонстрирует беспомощность и замкнутость на своей прежней роли, что лишь усугубляет кризис европейской дипломатии, а возможно – и политики в целом.
– Кто мешает Европе или хотя бы отдельным странам выступить с инициативой установления прямого диалога с Москвой? Может ли, например, Германия, Нидерланды или Италия первыми пригласить российскую делегацию на переговоры по вопросам мира и безопасности в Европе?
– Это было бы очень важным шагом. Особенно для Германии, которой крайне важно не допустить повторения трагедии прошлого. Две катастрофы ХХ века – поражения в мировых войнах – стали национальными катастрофами и для государства, и для народа. Кому, как не нынешней германской элите, проявить инициативу и сказать: "Есть американский трек переговоров с Москвой, а мы открываем европейский. У нас – своя позиция, свои предложения, которые мы хотим обсудить напрямую".
Кто мешает это сделать? Зачем представлять дело так, будто Германия уже находится в состоянии конфликта с Россией, как заявил канцлер Фридрих Мерц? Не стоит преждевременно брать на себя ответственность за участие в конфликте. Необходима дипломатическая инициатива, и Германия – одна из тех стран, которые могли бы ее проявить.