Почти 16 лет в литовской тюрьме находится бывший боец Рижского ОМОНа, гражданин РФ Константин Никулин. Его обвиняют по делу в нападении на таможенный пункт "Мядининкай", где были расстреляны восемь таможенников и полицейских. Семеро погибли, один – Томас Шярнас – выжил. Это произошло 31 июля 1991 года.
Бывший сотрудник вильнюсского ОМОНа, товарищ Никулина Александр Бобылев рассказал Baltnews, что сегодня происходит с Константином, кто работает над его освобождением и есть ли шанс на то, что Литва отпустит своего узника.
– Г-н Бобылев, сегодня [5 сентября] вы беседовали с Константином Никулиным. Расскажите последние новости из его жизни, важные детали вашего разговора.
– Мы с ним довольно давно не говорили, потому что наши четыре разговора срывались подряд: то какие-то проблемы с интернетом, то выводящий "забыл" за ним зайти, привести его в комнату для разговора. Это больше похоже на развод. В тюрьме ничего случайно не происходит.
Он отсидел в литовской тюрьме 15,5 лет. Буквально недавно, месяц-полтора назад, его перевели с чисто тюремного содержания (он содержался в основном в одиночных камерах) на общий режим. Его выпустили в общую зону. Это, конечно, огромные изменения для узника.
Я знаю это на собственном опыте – я в литовской тюрьме три года просидел. Когда там выводят в баню раз в две недели – это уже событие, что ты на улице побываешь. А тут меняется режим содержания.
Во-первых, ты гуляешь в зоне, а не в маленьком дворике три на четыре метра. В зоне растут деревья, трава, спортивные площадки есть, корты. Сейчас там неплохо с этим. С людьми общаешься, живешь с ними, ночуешь с ними в большой комнате. Но самое главное – меняются нормы на пользование связи. Если раньше можно было звонить два раза в неделю, то тут можно звонить каждый день, практически без ограничений. Меняются нормы на посещения, свидания, время этих свиданий, на количество посылок, которые можно передавать. Даже ассортимент продуктов, которые человек может покупать в лагерном ларьке, меняется – на общей зоне он шире.
Поэтому Константин очень этим доволен. Хотя в этом обстоятельстве есть и свои подводные минусы. Среди паствы, которая его окружает, много националистов. Уголовщина и национализм – это близнецы-братья. Могут быть стычки.
Я говорю ему: "Как ты смотришь на то, чтобы побороться за то, чтобы тебя перевести в так называемую зону БС – бывших служащих?" Говорит, что не надо. Я, говорит, сам кого надо "отмутузю". Он парень спортивный. Вот такие изменения у него.
Рассказал ему про ваш материал с его адвокатом Витаутасом Сервидисом. Я тоже беседовал с Сервидисом недавно. Константин рад, что Россия не забывает подсвечивать его тему. Этой темой, кстати, давно и настойчиво занимается "Литературная газета", в частности, обозреватель Владимир Сухомлинов. Я сам очень рад, что вы взялись за эту тему, потому что это надо делать. Все те люди, которые связаны с делом Кости, имею в виду с нашей стороны, говорят о том, что обязательно надо подсвечивать. Нельзя забывать эту тему. О ней нужно напоминать.
– Можно ли изменить ситуацию, смягчить наказание?
– Сервидис уже обрисовал три момента, которые могут повлиять на его судьбу. Пожизненный приговор как будто так звучит, что человек должен сгнить и закончить свои дни в тюрьме.
Времена меняются – в Литве несколько быстрее, чем у нас. По литовским законам, сейчас человек, приговоренный к пожизненному, 20 лет однозначно должен отсидеть. Потом уже после 20 лет он имеет право на пересмотр своего дела и пересмотр приговора. Суд, пересмотрев его 20-летнее заключение, может добавить ему еще 5, 10 или 30 лет. По прошествии этого срока он может быть свободен.
Человеку, чтобы он не повесился в камере от тоски, дают шанс, какой-то ориентир в жизни, чего-то ждать, надеяться. В Литве тоже приняли такие нормы. Сервидис собирается заняться реализацией этой возможности, потому что Костя отсидел 15,5 лет. В конце октября будет 16 лет.
А до этого в Латвии он просидел еще пять лет по совершенно другому делу. Но по нормам законодательства в ЕС это может быть суммировано – то есть на сегодняшний день уже есть 20 лет. Сервидис собирается подать [заявление] в соответствующий орган, чтобы пересмотреть дело Никулина. Но как он говорит сам, это дело не одного дня. Ему нужно будет прорабатывать вопрос с латышскими адвокатами. Он готов этим заняться. Это для Кости оставляет какой-то шанс на то, что он выйдет, а не умрет в тюрьме.
Сервидис и вам в разговоре сказал, что самый сильный ход – обмен. В этом направлении он тоже будет работать.
– Вопрос о судьбе Никулина ставился в Общественной палате РФ, доведен до сведения Уполномоченного по правам человека РФ, МИД РФ, к президенту Владимиру Путину. Пока Константин по-прежнему в тюрьме – и конца этому не видно. В чем причина?
– Этот вопрос он задал мне в нашем разговоре: "Саша, что делается? Делается ли что-нибудь по мою душу?" Что я могу ему сказать? Я пенсионер, инвалид. Вот и все мои регалии. Не герой Советского Союза, чтобы куда-то сходить, и, потрясая медалями, что-то потребовать. Поэтому я ему сказал честно: "Не знаю, Костя. Не знаю".
Я очень надеялся на то, что на этот вопрос хоть что-то может ответить [депутат Госдумы России, общественный деятель] Мария Бутина. Считаю, что моя самая большая удача во всей этой эпопее, а я занимаюсь этим делом лет восемь, это то, что я нашел Марию Бутину. Заинтересовал ее судьбой Константина. Она очень горячо взялась за это. Практически каждую субботу выходила с ним на связь. Она с ним разговаривала даже по часу. Вы понимаете ее возможности по сравнению с моими? Тем более, она вхожа в Общественную палату. Этот вопрос там рассматривался.
Давным-давно я писал [уполномоченной по правам человека в России Татьяне] Москальковой. Писали и президенту. Я пишу ему письмо, оно попадает в аппарат, у аппарата его пересылают в МИД. Там говорят, что нужно в соответствующий Департамент. Несколько лет назад Никулину пришло письмо от [министра иностранных дел России Сергея] Лаврова с подписью, что "будем бороться за вас, не забывать". Но я все возлагаю на Марию Бутину.
– В июле 2017 года адвокат Никулина направил документы для обжалования приговора в ЕСПЧ. Больше информации с того момента нет. Какие шаги предпринимались на этом направлении?
– Это бесполезная возня. ЕСПЧ – суд, который рассматривает, были ли какие-то нарушения прав человека в юридическом процессе, не превышены ли сроки рассмотрения. А у Никулина были очень превышены сроки рассмотрения на этапе следствия, в том числе судебного, – шесть лет. По нормам ЕС – это нарушение правил.
Но ЕС не рассматривает по существу доказательства в этом направлении. Кроме того, ЕС – очень ангажированная организация. Там мощное литовское лобби. У них странный подход к делу. Если из Литвы приходит заявка, то ее рассматривает судья ЕСПЧ от Литвы. Все в лучших советских традициях. На кого жалуются, тому и дают рассмотреть дело.
Поэтому дело там лежит без рассмотрения с того времени, а уже идет шестой год. По нормам ЕСПЧ, в течение шести лет они обязаны что-то промычать. Но пока ничего. Они тянут. Литву уже несколько раз тыкали носом в грязь за нарушение норм в юриспруденции.
Я консультируюсь с такими людьми, как бывший прокурор советской Литвы. Мы думаем, что лучшее, что можно получить от них, – это какие-то четыре тысячи евро за то, что Литва нарушила сроки рассмотрения дел. ЕСПЧ – это ерунда.
– Стоит ли сегодня надеяться, что всплывет больше фактов и свидетелей по этому делу?
– 31 июля этого года в Мядининкай бывший, а теперь уже серый кардинал Литвы Витаутас Ландсбергис выступил с заявлением, от которого люди немножко присели. Даже их президент [Гитанас Науседа] стоял с таким лицом вытянутым, как у лошади, от неожиданности.
Ландсбергис сказал, что дело не расследовано, оно сфальсифицировано по многим основным пунктам. Поэтому дело надо пересматривать, он надеется, что у Литвы будет наконец президент (и тут президент задергался), который возобновит дело и добьется справедливости. Он намекнул, что якобы у него есть какие-то фотографии, которые ему переслали. Звучит намек на то, что откроются новые обстоятельства.
Сервидис мне, как и вам, сказал, что очень мало шансов на то, чтобы вообще добились возобновления дела. Скорее всего, там могут появиться другие люди, которые могут сказать так: "Все хотели свалить на Никулина, а оказывается виноват не только он". Кроме него найдут еще каких-то козлов отпущения. И он останется в своей роли. Сервидис этот вариант рассматривает как минимально эффективный.
Вариант про 20 лет и пересмотр ему кажется более реальным. И он, и все сходятся на том, что реальным [выходом] является только обмен.
– Является ли случай с Константином показным примером Литвы, призванным запугать тех, кто может быть не согласен с повесткой властей?
– Конечно. Эти люди мечтали, еще не обретя власть, что они ее получат. Тогда отыграются на всех. По крайней мере, не на тех самых виновниках, которые их вывозили в Сибирь и сажали в тюрьму. Не их наследников, так сказать. Мы все наследники тех, кто ловил буйствовавших в литовских лесах после 1944 года. Потом было еще несколько процессов. В Литве судили сразу больше 60 человек, партийно-советских деятелей Литвы, и военных, которые принимали участие в вильнюсских событиях, офицеров группы "Альфа". Они сами называли это "Нюрнберг-2". Сакральный, символический процесс был.
Что касается Кости, с одной стороны, надо было отыграться на ком-то. Занимаясь этим делом с момента его происшествия, открою вам секрет. Я, как причастный к этим событиям, хочу знать правду – что тогда произошло, кто убил семерых человек и ранил восьмого. Я до сих пор не знаю этой правды. А им надо было продемонстрировать, что "мы знаем эту правду, мы всех накажем, вот одного поймали, мы его и накажем".
Теперь тот же Ландсбергис хочет концы в воду поглубже сунуть через новое расследование.
– Вы думаете, что заявление Ландсбергиса не призвано реально докопаться до правды. Наоборот, цель – запутать дело еще больше?
– Конечно. Есть люди в Литве, тот же Ландсбергис, Аудрюс Буткявичюс, бывший министр охраны края Литвы, должен знать правду о тех событиях. А может, даже сам участвовал в них. Да от них как от чертей серой несет за версту. Я так воспринимаю контекст, по-другому не могу и не буду. То, что они говорят про якобы благие намерения, я воспринимаю только как попытку отвести в сторону людей.
***
На таможенном пункте "Мядининкай" были расстреляны восемь литовских таможенников и полицейских. Семеро погибли, один – Томас Шярнас – выжил. Лидеры Литвы, не утруждая себя доказательствами, сразу возложили вину на советское руководство, а исполнителем "назначили" Рижский ОМОН.
В число обвиняемых попал и Константин Никулин. Ранее он сменил фамилию, став Михайловым, но не потому, что скрывался: он находился в Латвии под программой защиты свидетелей совсем по другому делу.
В 2007 году литовским спецслужбам удалось его задержать – он жил и работал в Риге. Потянулась многолетняя судебная эпопея, завершившаяся страшным приговором: пожизненное заключение. Хотя обвинение не смогло предъявить конкретные доказательства вины, а единственный выживший свидетель не смог опознать Никулина. Более того, свидетель неоднократно говорил, что нападавшие говорили по-литовски.
Сам Никулин вину не признал.
